« — Вы как себе представляете свою читательскую аудиторию? — Нууу... двух‑трех человек отлично представляю, остальных не очень.»
Вот так оно и работает, наверное. Пока двух‑трех человек представляешь, можешь писать. Теперь, когда нежность над городом так ощутима, когда доброта еле слышно вам в ухо поет теперь, когда взрыв этой нежности как хиросима мой город доверчиво впитывает ее
как нежен асфальт, как салфетка, как трогает сердце нежнейший панельный пастельный холодненький дом чуть‑чуть он теплее, чем дом предыдущий, тот серый, а этот чуть розовый, нежность за каждым окном
в чуть стоптаных туфлях приходит прекрасная нежность и мягко, почти не касаясь твоей головы погладит тебя и тебя дозировкою снежной мы нежной такою и доброй не знали Москвы
вот тихо меж нами летают добрейшие птицы как мертвые мягкие руки нам машут они, все‑все нам прощают и высшая нежность столицы нам ласково светят неяркие эти огни
и вдруг это слово неясное — «дегенераты», услышишь его и подумаешь нежно : «что‑что?» какие‑то гады нам в городе этом не рады, да как можно нас не любить и, простите, за что?
наверное тот автомат, что считает поездки ноль видит на карточке мятой — наверно не рад тот тихий мужчина, чьи пальцы блестят от нарезки, чей мутен от выпитой водки затравленный взгляд
о, вся эта злоба от водки, от выпитой водки! от водки и пьяных и жадных до денег девиц! о, это шипение нежности в этих нечетких во тьме силуэтах отрубленных рук или птиц
мы нежности этой ночной и московской солдаты мы дышим восторженным дымом и мятным огнем, еще иногда называет нас «дегенераты» печальный прохожий, мы с нежностью помним о нем
+6
